– А небольшое сходство все же есть, – заметил Конюхович. – Я зову охрану, профессор?
– Не спешите, коллега. Будьте благоразумны, – с трудом промычал Всеятский, энергично сося валидол. – Ваш ортодоксальный подход оставит нас без работы!
– Как понимать ваши слова, профессор? – с удивлением спросил Конюхович. Глистюк, вечно унылый, как сказочная царевна Несмеяна, тоже выжидательно смотрел на Всеятского. Профессор судорожно проглотил остаток таблетки, по привычке вцепился дрожащей рукой в пуговицу на груди Конюховича и заговорил:
– Вы представляете себе, мой юный друг, что случится, если станет известно о пропаже тела? Скорее всего, нашу группу тут же ликвидируют за ненадобностью. В обществе и так идут нескончаемые споры, по поводу окончательного захоронения вождя. Наша работа висит на волоске! Слишком многие желают зарыть нашего кормильца.
– И что вы предлагаете, профессор? – спросил Глистюк.
– Ради будущих поколений мы должны сохранить тело! – несколько высокопарно заявил Всеятский, откручивая пуговицу младшего научного сотрудника. – Вся наша жизнь зависит от этой мумии! Диссертации, квартиры, зарплаты. Положение в научном сообществе, в конце концов! Между прочим, Глистюк, вам в следующем году докторскую защищать! А вам, Конюхович, кандидатскую! А моя внучка в Сорбонну поступила!
– Но обманывать – это не этично, профессор! – вырвал свою пуговицу из чужих пальцев Конюхович.
– Я вам удивляюсь, коллега! – сказал Всеятский, ища глазами, куда бы пристроить свои руки. – Вы, кажется, не первый день в науке, а говорите такие наивные вещи!
– Еще великий Ломоносов говорил, что «раз матами не понимают, тогда докладами, диссертациями и правдой буду бороться!» – горячился Конюхович. – Нет ничего выше правды и медицинский факт – пророк ее!
Всеятский, не найдя других вариантов, начал крутить собственную пуговицу.
– Вы представляете себе, мой юный друг, какой завтра разразится грандиозный скандал? Ведь это чудовищная бестактность – сорвать такое важное мероприятие! Хотя бы костюм оставили! Руководство сделает соответствующие выводы. Никому мало не покажется!
– Но, возможно, полиция найдет пропавшее тело! Как мы тогда объясним, почему у нас два вождя мирового пролетариата вместо одного? – не сдавался Конюхович.
Глистюк в спор не вмешивался. Вообще-то он был завистливой посредственностью. Глистюк всегда выполнял указания руководства и своего мнения не имел даже теоретически.
Всеятский саркастически посмотрел на взволнованного Конюховича.
– Вы слишком увлекаетесь детективными сериалами, коллега. Наша полиция, скорее всего, не найдет ничего. Или тело будет безнадежно испорчено. Нет, мы не можем пускать важнейшее государственное задание на самотек. Это было бы безответственно! Да и полиция не будет в восторге оттого, что ее сотрудники прокакали достояние народа! А вдруг это злобный выпад врагов?
Глистюк тут же поддакнул своему начальнику. Увидев, что их двое против одного, Всеятский уже уверенно произнес:
– Пускай пока этот самозванец здесь полежит. А потом что-нибудь придумаем.
– Он ведь не похож на нашего покойника! – привел последний аргумент Конюхович. – Любой трезвый человек сразу обнаружит подмену!
Всеятский с насмешкой посмотрел на младшего научного сотрудника.
– Не теряйте головы, мой юный друг! Сейчас мы из этого позорника конфетку сделаем! Превратим его в свеженького харизмата, так сказать. Главное, чтобы завтра открытие Мавзолея прошло без сучка и задоринки, а там народная любовь без всякого вуду превратит эту личность из наимертвейшего в живее всех живых.
Конюхович разинул рот.
– Но как, профессор?!
Всеятский довольно потер руки.
– Методом народной стройки! Дружненько беремся за изготовление двойника. Тело в дело, друзья! Вы, Конюхович, потрудитесь сходить к охране – пусть откроют стекло саркофага. Предупредите их, что мы немного поработаем. И лучше им пока не смотреть в камеры видеонаблюдения. Вам, Глистюк, придется удалить всю требуху из туловища. Времени у нас мало, друзья. Ситуация критическая. Сегодня мы быстренько придадим самозванцу нужные черты, а в понедельник дополнительно используем омолаживающий комплекс «Кощей Бессмертный». Подержим тело в ванне со специальным раствором и стереофотоустановками. Пусть поплавает.
Все было ясно. С пульта охраны саркофаг открыли, и работа закипела. К счастью у ученых нашлось все необходимое. Глистюк тщательно выпотрошил, холодный, как собачий нос, вонючий труп. Всеятский сохранил его форму с помощью полиуретана, потом заполнил пустоты пенистым полистиролом, зашил тело и закрепил все с помощью синтетической смолы. К ней он добавил очень сильный отвердитель, чтобы быстро добиться полимеризации. Через час полистирол затвердел. Теперь покойник без проблем мог участвовать не только в открытии Мавзолея, но даже предстоящих Олимпийских игр. Помощники профессора с завистью следили за его умелыми действиями. Не зря Всеятского считали корифеем бальзамирования.
– Как вы можете заметить, друзья, сегодня я использовал довольно сложный метод изготовления чучел, – самодовольно сказал профессор, заканчивая. – Ну, вот. Теперь смерть успешно воплощена в человеческом образе, и мы с вами сможем по-прежнему неплохо существовать в тени великого человека. Пусть даже и не совсем того самого.
Конюхович аккуратно подровнял растительность на позеленевшем лице нового кумира миллионов, побрил лысину. Ткани головы пропитали спиртом, глицерином и ацетатом калия. Щеки и губы самозванца подкрасили фломастерами. Конечностям придали подобающее положение. Затем покойника, не скупясь, опрыскали туалетным освежителем воздуха.
Уложив тело в саркофаге так, как оно лежало раньше, Конюхович весело воскликнул:
– Ну, вот и готово! Принимайте работу, профессор!
Всеятский придирчиво оглядел результат общих усилий, кое-что поправил. Затем, удовлетворенно глядя на мечтательное лицо новоиспеченного символа революции, пожелал:
– Спи спокойно, дорогой товарищ!
Ученые устало вышли на улицу и, поздравив друг друга с новой научной победой, отправились по домам.
***
Между прочим, в ту субботу произошло еще несколько немаловажных событий. Во-первых, Морковка, уходя рано утром из дома тети Галечки, заметила, что «говнолада» деда Брюсли ночью подверглась взлому. Во-вторых, Морковка приобрела набор «Юный химик». В-третьих, вернувшись обратно, озабоченная Морковка долго что-то искала в Интернете. В-четвертых, со словами: «Я с ним немного поколдую. Вложу в него новое содержание», Морковка надолго заперлась в ванне в компании с мертвецом. И, наконец, последнее: тетя Галечка случайно обмолвилась, что ей принадлежит старенький «запорожец», оставшийся от мужа, сбежавшего с молодой вертихвосткой.
9. Воровская ночка
(то, что случилось еще раньше)
Ободранная красная «шестерка» с петербургскими номерами катила по московским улицам, направляясь из Замоскворечья к Красной площади. Близилась полночь.
– Это ты здорово придумала, Алёна, – уважительно произнес Очкарик, жуя мятную жвачку. – Поменять покойников местами – по-настоящему свежее решение!
– А что нам остается делать? – пожала плечами Морковка, покосившись на безучастного Манчестера, одетого в еще хороший костюм тети Галечкиного мужа-дезертира. – Единственный выход – отдать другой труп, а этот – с бриллиантом – спрятать на самом видном месте. И волки будут целы, и овцы наши!
– Как здорово, что Манчестер тоже с лысиной и бородкой! – порадовался Доброе Утро.
– Лишь бы сборщица бананов не подвела, – с сомнением заметил дед Брюсли.
– Аскари не подведет, – уверенно заявил Доброе Утро. – Она вроде ничего, прикольная.
Морковка возмущенно уставилась на отставного авиатора.
– Чтобы баба бабу подставила?! Да никогда! Это только вы, мужики, друг друга постоянно опрокидываете!
– Много ты о мужиках знаешь! – не выдержал такой несправедливости дед Брюсли.
– Да уж знаю, – сердито буркнула Морковка, отворачиваясь к окошку.
Разговор затих. Дед Брюсли сосредоточился на незнакомой дороге. Его спутники принялись с любопытством разглядывать столичные улицы. Несмотря на поздний час, в Москве кипела бурная ночная жизнь. По освещенным разноцветными огнями проспектам слонялись шумные компании, у торговых павильонов собирались кучки покупателей. Играла музыка, слышался женский смех. Бесконечным калейдоскопом переливалась реклама. За последние двадцать лет Москва превратилась в зажиточный современный город, совершенно непохожий на прежнюю неподвижную столицу развитого социализма.
– Смотрите-ка! Ведь кругом одни хапуги и проститутки! Сталина нужно поднимать, твою в колено! – ворчал дед Брюсли, видя веселую вакханалию бездуховной сытости.
